«У входа», — проговорил голос. Теперь я точно слышал, что это был именно женский голос.

У входа куда? По логике, скорее всего, у входа в театр.

Я повернулся к театру и придирчиво осмотрел толпу. Кто бы это мог быть? Кто меня звал?

Из толпы выделились четыре девушки. Вернее, они из неё и так выделялись, но заметил я их только сейчас. Четыре рыжие девушки, будто сошедшие с обложки «Плейбоя» или другого модного журнала. Четыре очаровательных рыжих ведьмочки.

«Ты угадал», — прошелестел голос, и неожиданно все четыре девушки оказались рядом со мной.

Глава 20

— Ты им ничего не рассказал? — тут же спросила одна из ведьмочек.

Я пожал плечами.

— А что я мог рассказать? Разве ж я знаю что-нибудь?

Какие-то они некультурные. Ни тебе здрасти, ни как дела. Хотя что с них взять? Девушки.

— Что-нибудь наверняка знаешь и обязательно нам расскажешь, — уверила меня другая.

Вообще-то они все были практически на одно лицо. Так сразу и не отличишь. Вернее, лица-то у них разные, но что-то в них есть такое… Похожи они почему-то очень. Не столько внешне, сколько внутренне. Стервозными они выглядят, вот. Точно. Собственно, они же ведьмы.

— А вы из ООВ? — решил уточнить я.

— Да, мы из ООВ, — сказала, отмахнувшись, та, что явно была старшей в этой четвёрке. — Ты здесь так и собираешься стоять, пока тебя опять не сцапают?

— Нет, конечно, — поспешно ответил я, оглянувшись на вход в Агентство. Пока что, впрочем, там никого не было.

— Тогда пошли, у нас там машина стоит, — кивнула старшая куда-то на дорогу.

Они быстрым шагом пошли к дороге, а я засеменил следом за ними, терзаемый смутными сомнениями. Уж не из огня ли да в полымя иду? Что-то в этих ведьмах мне не нравилось. Нарочитость какая-то. Фальшь. Только я никак не мог понять, в чём она.

Машина оказалась джипом. Причём не просто джипом, а «Хаммером». Кто не знает, таких машин по всей Москве едва ли десяток насчитается. И зачем девушкам такой автомобиль? Им бы что-нибудь поаккуратнее и поменьше. А тут такой монстр на колёсах.

— Какая неприметная машинка, — сказал я, похлопав этого дракона по крылу.

— А нам не от кого прятаться, — усмехнулись все четыре девушки. Разом. Мне даже страшно стало. Улыбки у них совершенно одинаковые. Какие-то зловещие, как будто их обуревают два чувства — внутренняя боль, одновременное превосходство над всеми и высокомерие. Зловещие улыбки у них какие-то, короче.

Я сел на заднее сиденье, а по левую и правую руку от меня устроились две девушки. Что-то мне это напомнило. Опять, что ли, чтобы не вырывался? Право же, они все мне льстят, что Нестеров, что эти ведьмочки. Что мне толку вырываться?

Мы тронулись, и за окнами замелькал вечерний городской пейзаж. Уже совсем стемнело.

— И куда мы теперь? — наконец осмелился спросить я.

Сперва мне показалось, что меня никто не услышал, а затем ответила девушка, сидящая справа от меня:

— В гости.

Это я и без неё понял.

— А конкретнее?

— Конкретнее будет после Посвящения.

Опять?! Сговорились они, что ли? Куда меня теперь посвящать собрались?

— Вы знаете, я уж как-нибудь без Посвящения перетопчусь, — попытался возразить я. — С меня и одного хватит. По гроб жизни помнить буду.

— А вот это уже не тебе решать, — резко повернулась ко мне старшая с переднего сиденья.

Сидящая по правую руку от меня тихо добавила:

— Да и не нам…

Интересно, а кому это?

В это же время, но совершенно в другом месте в огромном зале, иссечённом множеством непонятных обычному обывателю знаков, на полу сидели тринадцать укутанных в чёрные балахоны фигур. По стенам свисали непонятные полотна с множеством рун и рисунков всех оттенков и размеров. С колонн, коих в зале было ровно тринадцать, светили факелы. По залу распространялся гул. Гул голосов, читающих заклинания на давно уже умерших языках. Впрочем, может быть, этих языков никогда и не было. Кто знает?

— И веа истиус аинт сан…

Голоса звучали ровно, распространяясь по залу волной злобы. Каждая песчинка на полу, каждая руна, каждое слово, звучащее здесь, были наполнены невероятной злобой. Воздух вибрировал от напряжения, созданного повышенной концентрацией зла на кубический сантиметр. И если бы существовал прибор для измерения зла, то его бы зашкалило за километр до этого места.

— И веа! Син омикос доэ си. Камэ, камэ веа!..

Но вот голоса достигли апогея и неожиданно стихли. В полной тишине потухли все факелы, как будто их затушило лёгкое дуновение ветерка. В зале воцарилась полная темнота. Казалось, что она вибрирует под только ей одной известный ритм. Но вот в темноте загорелась красная точка, а следом ещё одна и ещё… Через пару секунд в темноте светилось десять красных точек, образуя круг. В центре сидели три фигуры, едва освещаемые светом этих точек. Красные точки начали движение по кругу, постепенно ускоряясь. Вскоре они слились в одно сплошное красное кольцо, опоясывающее тройку тёмных фигур, сидящих без движения в центре. Неожиданно все три фигуры вскинули головы и заговорили монотонным голосом, одним на троих:

— И веа! Я вижу, грядёт приход повелителя, он восстанет из праха и покарает своих врагов! А пока он даст нам силы, чтобы противостоять им. Да будет так! И веа!

Красное кольцо вновь распалось на десять точек. Они медленно остановились и начали блекнуть, постепенно уступая место в круге мраку. Едва темнота поглотила тройку фигур, загорелись люстры и осветили зал, который тут же перестал казаться столь жутким.

— Ну что ж, сегодня обряд нам дался легче, чем в прошлый раз, — произнёс один из тройки, скинув капюшон. Под капюшоном оказалось лицо отставного военного с характерным непробиваемым выражением лица.

— Да, и сил он дал нам намного больше, — ответила другая фигура, откинув капюшон, закрывавший красивое женское лицо.

— Неужели нам нужна вся эта показуха? — устало спросил третий, так и не снявший своего капюшона.

Во время разговора остальные десять фигур, закутанных в балахоны, удалились, не проронив ни слова.

Женщина брезгливо проводила взглядом последнего вышедшего из зала человека и со злобой спросила:

— Когда же мы сможем наконец обходиться без этих… — Она молча кивнула в сторону закрывающейся двери. — Ладно, мы сейчас не об этом.

— Да, не об этом, — согласился человек, так и не открывший своего лица. Он повернулся к военному. — Вот объясни нам с Вельмой ещё раз, почему ты выбрал в качестве тринадцатого именно того парня? Кто он тебе?

— Да, да, объясни нам, Константин. Объясни, а мы попробуем поверить, — скривила губы в кривой усмешке девушка.

Константин глубоко вздохнул:

— Я вам уже не один раз объяснял, что его лицо кажется мне очень знакомым, как будто я его знал когда-то. Когда я встретил его в метро… мне показалось, что я что-то вспомнил. Как будто я знал его в прошлой жизни.

Девушка усмехнулась:

— Это мы уже слышали не раз. Ты пытаешься нас уверить, что ты выбрал его только потому, что он показался тебе знакомым? Никаких проверок, никаких испытаний и никаких привязок кровью ты не делал. Если бы я не надела на него перстень, он вообще мог бы исчезнуть бесследно где-нибудь в Европе.

Человек в капюшоне захохотал.

— Если бы ты не надела на него перстень, то он бы не смог надавать по шее Константину и перебить все наши искусственные сущности.

— Не забывайся! — тихо, но отчётливо произнёс Константин. — Ты забыл, что произошло с последним человеком, который посмел зубоскалить надо мной?

Человек в капюшоне тут же перестал смеяться.

— Да я над Вельмой смеюсь, — поспешил он оправдаться.

— Смотри у меня, — Константин повернулся к девушке: — А что касается тебя, то никто перед тобой оправдываться не собирается. Мала ты ещё, чтобы перед тобой оправдываться.

На этот раз девушка не рискнула спорить. Она знала, что, когда Константин в таком настроении, лучше ему под руку не попадаться. Пока. А если всё, что она запланировала, пройдёт успешно, вот тогда она будет говорить с Константином уже в другом тоне.